Он никогда не забудет вечер, когда, перед тем как отойти ко сну, он услышал по радио, что в квартире на Оденплан были найдены застреленные муж и жена. До самого последнего момента он надеялся, что этого не понадобится. Что Якоб образумится. Но, как всегда, Якоба было невозможно запугать, и все могло закончиться только так. А Марья… Юханна считала, что и ее нужно было убрать, потому что мать никогда не стала бы молчать о том, кто убил Якоба.
Каменное лицо Юханны, заявившей, что она сама позаботится о том, чтобы родители молчали, не исчезнет из его памяти никогда. Как никогда не узнает он ответа на терзавший его вопрос: что творится в душе человека, который способен умышленно отнять жизнь у тех, кто произвел его на свет.
В дверь позвонили, и Рагнар Винтерман пошел открывать. Полиция потребует от него имен других, замешанных в его организации. Женщины, знавшей специалиста по подделке документов, мужчины, владевшего арабским, всех, кто был замешан в контрабанде людей.
«Я назову им всех, — решил Рагнар. — Мне больше нечего скрывать».
Он открыл дверь и, не произнося ни слова, без сопротивления сдался полиции. На этом приход лишился еще одного слуги Божьего.
Следующий звонок раздался, когда Фредрика собиралась уходить. Часы уже показывали девять, только что позвонил Алекс и рассказал такой кошмар, что в голове не укладывалось. Юханна Альбин сдалась полиции, причем утверждала, что застрелила Вигго при самообороне, после того как он убил Каролину. По словам врачей, Вигго был мертв, но Каролина должна была поправиться.
— С нетерпением ждем ее показаний, — ядовито сказал Алекс и велел Фредрике отправляться домой.
Но Фредрика не пошла домой. Сначала она разобрала все документы, а потом решила позвонить Петеру и рассказать, что произошло. Он обрадовался ее звонку.
— Мы ужинаем, — объяснил он. — И братишка с нами.
По голосу она поняла, что с ним все в порядке. Или что он, пожалуй, немного смущен. В любом случае она была рада за него. Будет благом для всех, если Петер разберется со своими жизненными приоритетами.
К тому моменту, когда она оделась и собралась пройтись пешком до дому, ветер уже поутих и снегопад наконец-то прекратился. Одной рукой надевая шапку, другой она нажала кнопку «ответить» на мобильном. Снова звонил Спенсер, опять с домашнего телефона.
«Странно, — подумала Фредрика, — странно, что не с мобильного».
— Я говорю с Фредрикой Бергман? — произнес незнакомый женский голос.
Фредрика с изумлением поняла, кто ей позвонил, и от неожиданности застыла посреди пустого коридора.
— Да, — наконец произнесла она.
— Меня зовут Эва Лагергрен. Я жена Спенсера.
Это Фредрике уже было ясно, но она все равно была настолько потрясена, что не могла стоять. Она медленно села на пол. Наконец Эва Лагергрен произнесла слова, которые боится услышать всякий:
— Боюсь, у меня очень печальные новости.
Фредрика перестала дышать.
— Спенсер попал в автомобильную аварию. Сейчас он находится в больнице в Лунде.
Нет, нет, нет, нет. Только не это. Что угодно, но только не это.
Она согнулась от отчаяния, словно ударившего ее под дых.
Вдох. Выдох.
— Как он? — Голос превратился в шепот.
Она услышала, как женщина в трубке вздохнула:
— Они говорят, он в критическом состоянии, но угрозы жизни нет.
Эва, казалось, замялась, но после в трубке послышался плач:
— Будет хорошо, если вы сможете добраться туда уже сегодня вечером. Он наверняка захочет увидеть вас, когда очнется.
Когда через несколько часов Алекс возвращался обратно, настроение у него было почти праздничное. Слишком взволнованный, чтобы напрямую с Экерё ехать домой, он вернулся в Управление, чтобы составить рапорт. Фредрика, надо думать, ушла — в кабинете у нее было темно и верхней одежды тоже видно не было.
Приподнятое настроение не покидало Алекса до самого поворота к дому. Лишь тут он вспомнил, что они с Леной собирались вечером поговорить, а он даже не позвонил предупредить, что вернется так поздно.
Он посмотрел на наручные часы. Было уже почти час ночи. Наверняка Лена уже спит.
Поэтому, увидев ее сидящей в кресле в гостиной, он очень удивился. Он заметил, что она плакала, и обратил внимание, как она похудела. Подступила болезненная тревога. Лишь сейчас, впервые за последние недели, он хорошенько разглядел жену. Она была исхудавшей, бледной, безжизненной.
Я упустил что-то ужасное.
— Прости, — пробормотал он и сел на диване напротив нее.
Она покачала головой.
— Я звонила в приемную, мне рассказали, что случилось. Все хорошо прошло?
От такого вопроса он чуть не рассмеялся.
— Ну да, — буркнул он. — Все, конечно, относительно, но в основном — нет, все не очень хорошо прошло. Во всех смыслах. Будущее группы, мягко говоря, туманно.
Лена беспокойно пошевелилась в кресле, болезненно поморщившись.
— Мне нужно кое-что тебе сказать, — наконец произнесла она сдавленным голосом. — Нечто, о чем я знала уже некоторое время, но… Я не могла рассказать, пока не узнала наверняка.
Он нахмурился, чувствуя, как тревога перерастает в панику.
— Узнала что?
Что за тайну она не могла поведать своему лучшему другу? Он знал, что он — ее лучший друг, и она была его лучшим другом. Это являлось основой их долгого, прочного брака. Фундаментом их отношений была дружба.
Угрызения совести словно зубами впивались в душу. Это не она забыла об их дружбе, а он не помнил.