Юар постучался в ее дверь, как раз когда им пора было спуститься вниз встретить посетителя.
— Готова? — спросил он.
И улыбнулся своей вежливой, корректной, застывшей улыбкой.
«За ней нет никаких чувств, — думала Фредрика. — Улыбка как наклеенная. Как нарисованная на маске».
Ей было интересно, что там, за маской. Юар не носил кольца, но, может, у него кто-то есть? Есть ли у него дети? Он живет в квартире или в собственном доме? Ездит на машине или пользуется автобусом?
Фредрика не страдала любопытством, отчасти потому, что и так всех видела насквозь. Чаще всего ей даже не приходилось задавать вопросов: в большинстве случаев на людях все и так ясно написано, сознают они это или нет.
«Для умеющих читать нет тайн», — говаривала ее мама.
С чем Фредрика была абсолютно согласна.
Агне Нильссон стоял в приемной со смущенным видом. Он выглядел совсем иначе, нежели представлялось Фредрике. Маленького роста, плотный, с жидкими волосами и бледным лицом. Но взгляд! Она поймала себя на том, что смотрит на него не отрываясь. Взгляд жесткий и ищущий, проницательный и напряженный.
«Глаза как у строптивого и упрямого ребенка», — подумала она, когда он представился и пожал ей руку.
Она заметила, что он невольно обратил внимание на ее живот, но ничего не произнес. Уже за это она была ему благодарна. Многие ошибочно полагали, что с беременными следует вести себя иначе, нежели с женщинами, не ждущими ребенка. Мягко погладить по животу, одной или двумя руками. Фредрику охватывала чуть ли не паника, когда она сталкивалась в коридоре с некоторыми из своих коллег-мужчин и чувствовала на себе их ищущий взгляд. Она даже подумывала поднять этот вопрос на совещании, но не могла найти верных слов.
Они отвели Агне Нильссона в одну из приемных с окном. Допросные без окон редко располагали к доверительным беседам. С людьми, неподозреваемыми в совершении преступления, не следует обращаться как с преступниками. В общем, пока Юар бегал за кофе, Фредрика стояла с Агне Нильссоном и беседовала ни о чем.
— Расскажите, пожалуйста, о вашей группе помощи, — сказал Юар, когда все уже сидели за кофе.
Агне Нильссон заерзал, словно не зная, с чего ему начать.
— Все началось два года назад, — заговорил он. — Мы с Якобом давно были близкими друзьями. Выросли в одном квартале.
Он грустно улыбнулся и продолжал. Проект целиком принадлежал Якобу Альбину, как и многие другие идеи. Все началось с того, что после одной из своих лекций Якобу пришлось сойтись в споре с молодым парнем, задержавшимся в зале. Он был одет, как и большинство молодых людей, но его волосы, вернее их отсутствие, в сочетании с обилием татуировок ясно говорили о его политических взглядах.
«Все не так просто, как вы думаете, — заявил он Якобу. — Вы вот стоите и болтаете, как нелегко этим иммигрантам и как нам, остальным, вести себя, но имейте в виду: часто бывает, что у человека и выбора-то нет, черт возьми!»
Это стало началом довольно долгого разговора. Парень был напуган и несчастен. Вслед за старшим братом его уже в четырнадцать лет занесло в праворадикальные круги. Сейчас ему было девятнадцать, и он заканчивал школу. Брат давно уже вышел из игры, уехал в другой город и нашел работу. А парень продолжал жить в Стокгольме, учился плохо, перспектив никаких, бывшая компания стала ему чужой. А еще он познакомился с девушкой. Надимой из Сирии.
«Вообще-то это ее семью, а не моих друганов должно бы колыхать, что мы вместе, — сказал парень Якобу. — Но ее папаша, наоборот, понтуется, что у дочки шведский парень. А пацаны, если б узнали про меня и ее, замочили бы нас обоих».
Парень находился на пределе того, с чем может справиться молодой человек. Якоб увидел это и решил действовать.
«Дай мне несколько дней, — ответил он парню. — У меня есть кое-какие связи, я разузнаю, что можно сделать в твоей ситуации».
Но этих нескольких дней у него не оказалось. В банде уже успели узнать, что один из членов собрался завязать и спутался с девушкой-иммигранткой, и однажды, когда влюбленные возвращались домой с прогулки, подкараулили их.
Глаза у Агне Нильссона заблестели.
— Якоб ужасно тяжело воспринял это известие, — хрипло сказал он. — Корил себя, что не понял, насколько все было срочно.
— Что произошло? — спросил Юар.
Фредрика забеспокоилась. Она не могла и не хотела слышать никаких жутких подробностей.
— Они изнасиловали ее, один за другим, заставив парня смотреть. После избили его до полусмерти. Теперь он прикован к инвалидной коляске и ничего не соображает.
Фредрике хотелось плакать.
— А девушка? — спросила она, изображая профессиональную невозмутимость.
Агне Нильссон улыбнулся в первый раз с тех пор, как пришел, — улыбкой слабой, но искренней.
— Она часть нашей группы, — ответил он. — Работает совершенно открыто. Вкалывает как черт. Она единственная, кого муниципалитет захотел взять на полную ставку. Думаю, лишь благодаря этому она смогла жить дальше.
От его слов Юар и Фредрика почувствовали облегчение.
— Какую конкретно работу выполнял Якоб? — задал вопрос Юар. — Вы упомянули про деньги от муниципалитета.
Агне Нильссон понимающе кивнул.
— Как я уже сказал, Надима единственная, кто работает на полной ставке и получает зарплату от муниципалитета — там предпочитают поддерживать группы более устоявшиеся. Так что все остальные участвуют в работе группы в той степени, в которой нас поддерживают в этом работодатели. Якоб был, собственно, единственным волонтером. Не спрашивайте меня почему, просто так было, и все. В первую очередь он был нашим рупором и нашим «осведомителем», как говорят в полиции. Вы видели когда-нибудь Якоба во время выступления?