Тогда Фредрика была еще слишком маленькой, чтобы понимать, о чем толковал отец, но с годами ее все больше одолевали сомнения: жить только ради того, что делаешь, — правильно ли это?
И что за мечты и стремления были у самого отца? В испуге она поняла, что ничего о нем не знает. Может, он не имел иных амбиций, кроме как следовать за женой по всему миру, любуясь, как она блистает то перед одним залом, то перед другим? Положение вещей, конечно, изменилось, когда дети пошли в школу. Мама реже соглашалась на предложения из-за границы, и дети наконец осознали, что у папы тоже есть работа. Папа уходил туда в костюме и что-то продавал. Вроде бы успешно. Потому что они жили в достатке.
Фредрика начала брать уроки игры на скрипке уже в шестилетнем возрасте. И впервые испытала то, что называется любовью с первого взгляда. Она полюбила и скрипку, и учителя, считавшего ее способной ученицей, судя по тому, что он оставался ее учителем до самой Катастрофы. Потом он находился рядом с ней во время курса реабилитации, приободрял ее, уверяя, что есть шанс окончательно восстановиться.
«Но он ошибался», — подумала Фредрика и закрыла на секунду глаза.
До сих пор, спустя много лет, картина произошедшего то и дело оживала в памяти. Занос автомобиля, переворот и падение. Твердая земля, лыжи, торчащие из багажника на крыше. Нескончаемый крик подруги, увидевший изрезанное стеклом лицо матери, прижатое к боковому стеклу. И отчаянная борьба пожарных:
— Машина в любой момент взорвется к черту, нужно срочно их вытащить!
Иногда она жалела, что ее вообще высвободили из той машины, потому что жизнь после этого все равно стала не в радость: после перелома левая рука так окончательно и не восстановилась. Несмотря на то что борьба за руку стала в какой-то момент единственной целью ее жизни.
— Рука нормально работать не сможет, — огласил свой приговор врач. — Ты сумеешь без проблем играть несколько часов в неделю, но несколько часов в день? Исключено. Начнутся боли, которые в дальнейшем станут невыносимыми. К тому же ты рискуешь перетрудить руку, и она вообще слушаться перестанет.
Он, конечно, не понимал, что говорит. Вообразил себе, что она благодарна, что рада, что выжила. Что счастлива, что не погибла, как брат подруги. Но Фредрика подобных эмоций вовсе не испытывала.
«Ни тогда, ни сейчас», — грустно подумала Фредрика, сидя на диване в своей тихой квартире.
Она решила, что не станет играть на скрипке для удовольствия, если нет возможности превратить музыку в дело жизни, профессию. И после Катастрофы она не притрагивалась к инструменту. На самом верху гардероба, в дальнем углу, лежала ненастроенная скрипка и ждала.
Фредрика легонько провела ладонью по животу, где покоился ребенок.
— Если попросишь как следует, может, я тебе чуть-чуть сыграю сегодня, — прошептала она. — Может быть.
Часы успели пробить шесть вечера, прежде чем Алекс оказался дома. Жена Лена встретила его в коридоре. В квартире сильно пахло чесноком.
— Сегодня у нас итальянский ужин, — улыбнулась она, когда он поцеловал ее. — Я достала вино.
— Мы что-то празднуем? — удивился Алекс.
Они редко пили вино по будням.
— Да нет, просто я подумала, что хочется чего-нибудь этакого, — ответила Лена. — Кроме того, я сегодня немного раньше управилась на работе.
— Что-то случилось?
— Ничего особенного, просто появилась такая возможность, и мне захотелось побыстрее попасть домой и приготовить хороший ужин.
Она пронзительно захохотала на кухне, куда ушла готовить салат.
Алекс просматривал почту. Им пришла открытка от сына из Южной Америки.
— Какая красивая открытка! — крикнул он на кухню.
— Да, я видела ее, — отозвалась Лена, — правда, здорово, когда он пишет?
И снова расхохоталась тем же странным смехом.
Алекс прошел на кухню, глядя ей в спину. Из них двоих она всегда была более красивой и открытой. Она могла заполучить любого, но выбрала именно Алекса — хотя уже в молодости у него была проседь в темных волосах и глубокие морщины на лице. По какой-то причине это подействовало на него скорее негативно: не он выбирал, а его. Время от времени он ужасно ревновал, когда другие мужчины приближались к ней слишком близко или когда не совсем справлялся с той или иной ситуацией. Ревность стала проблемой для них обоих и позором для него. Что же в нем не так, что он не доверяет Лене, подарившей ему прекрасный дом и двоих замечательных детей?
С годами он обрел уверенность. Отчасти из-за работы: профессия развила в нем интуицию, помогавшую справиться с собственными демонами, морочившими его фантазиями о том, как жена пытается наставить ему рога.
Интуиция также способствовала проницательности. Он теперь знал, когда все в порядке, а когда нет. На этот раз что-то было не то.
Это ощущение начало подкрадываться уже несколько недель назад. Она по-другому разговаривала, жестикулировала не так, как раньше. Громко и долго рассуждала о вещах, чуждых и ему и ей. О местах, которые она мечтала бы посетить, и о людях, с которыми хотела бы возобновить отношения. И этот ее смех, превратившийся из искреннего и естественного в натужный и ненатуральный.
Смотря на нее со спины, он даже решил, что и держится она теперь по-другому. Как-то скованно. И когда он прикоснулся к ней, она вздрогнула, засмеялась своим новым смехом и выскользнула. Иногда звонил ее мобильный, и она уходила в другую комнату, чтобы ответить на звонок.
— Тебе помочь? — спросил он, обращаясь к ее спине.